Царь и Глупость.

Время прочтения: 13 минут/ы

Продолжение. Начало здесь.

Глава1.

Батюшка-царь сидел на своей любимой утеплённой табуретке в подвале для пыток в компании Федота-стрельца. Он любил это уютное, спокойное и тихое место. И на то имелось несколько причин.

     Во-первых, сюда посторонним вход был строго-настрого запрещён. Поскольку согласно царскому указу все, что в нём происходило, было страшной государственной тайной. Тайну эту знал сам государь и допускал к ней в качестве личного помощника только Федота. Во-вторых, подвал этот располагался по соседству с хранилищем стратегического запаса самогона и царской капусты. Так что в случае чего Федоту бегать за квашеной капустой и добавкой было недалеко.

     В-третьих, нужно же было поддерживать в подданных чувство ответственности и субординации. Чтобы, значит, понимали и боялись, когда видели, как вьётся дымок над трубой пыточного подвала. Значит, там батюшка-царь работает – суровое дознание ведёт. Наказывает кого надо за всякие провинности вольные и невольные. По отечески, но строго. Чтоб неповадно было подданным и чтоб дело своё хорошо делали и не отлынивали.

     Ну и в-четвертых, и это самое главное, в этом подвале была очень удобная жаровня и звукоизоляция. Над жаровней царь с Федотом очень любил готовить аппетитные свиные колбаски. Квашеная царская капуста, конечно, хороша, но не только же под неё элитные выдержанные самогоны дегустировать? А благодаря звукоизоляции  государь мог спокойно отвести душу игрой на своей любимой балалайке. По правде сказать, этот подвал отродясь для других целей и не использовался. Но подданным об этом знать было совсем необязательно и даже вредно. В чём собственно и заключался его главный государственный секрет.

     Выпив очередной ковшик элитного напитка, царь крякнул, взял тремя пальцами из плошки квашеной капусты и, немного обронив её на бороду, отправил в рот. Похрустев, снял со шпицрутена, обжигаясь, поойкивая  и дуя на пальцы, аппетитно пахнущую румяную колбаску. Откушенная с характерным треском колбаска брызнула горячим жирком на пыточный фартук государя, предназначенный для его сверхсекретных и важных дел в этом подвале. Жуя и причмокивая от удовольствия, он аккуратно держал её теми же  тремя пальцами, что брал капусту, только при этом ещё оттопырив мизинчик. Справившись с колбаской, он старательно вытер пальцы о фартук, устроился на своей утеплённой табуретке поудобнее и сказал:

— Ну что Федя, пора бы и о деле побеседовать. —  произнеся это, он серьёзно на него взглянул и чего-то ворча начал тщательно выбирать остатки капусты из бороды. Стрелец приготовился слушать государя. Лицо его сделалось вдохновенно-сосредоточенным, как у дирижёра большого симфонического оркестра перед первым взмахом палочкой. Или даже скорее как у макаки, которая собралась прицельно нагадить с ветки на голову задремавшему тигру. Отблески раскалённых углей из жаровни бросали на его лик алые блики. Сразу было видно, что перед царём стоит опытный воин готовый выполнить без малейших колебаний любой его самый сложный и ответственный приказ. Батюшка-царь любовался этой картиной недолго. Только пока дожёвывал найденную им в собственной бороде капусту. Прожевав, он продолжил.

– Вот что Федя, ты лицо-то такое умное не делай. Тебе не идёт. Да и не видит тут тебя никто, кроме меня. А ты же знаешь, что я тебя и так очень высоко ценю. – при этих словах он звонко похлопал наградной бочонок с самогоном, который уже успел вручить Федоту за хорошо прожаренные колбаски. Потом, сдвинув корону набекрень, он задумчиво почесал затылок. —  Эх, жаль только что колбаски последние. Ты не помнишь, чего это я мораторий на забой свинины ввёл? – и он вопросительно глянул на Федота. Стрелец виновато улыбнулся и кивнул головой куда-то за спину. – Ах, да! Будь она неладна эта большая политика! Угораздило же нас с такими партнёрами дело иметь. И никуда не денешься. Равноправные отношения с соседями, понимаешь, и транзит опять же. Священное животное оно у них, видите ли!

     Поданные неделю назад на банкете свиные отбивные, жареные с яблоками и луком, приправленные пряностями и под брусничным соусом, которые давал в честь встречи с дорогими партнёрами государь, чуть не стали причиной крупного международного скандала. Послы из сопредельного царства-государства сначала с нескрываемым удовольствием этими отбивными закусывали. Когда же поинтересовались, что это за столь непревзойдённо вкусное кушанье и услышали ответ, с ужасом побросали их обратно в тарелки, обляпав себя и окружающих брусничным соусом. Затем начали усиленно полоскать рты элитным самогоном и занюхивать его своими пейсами. На вопрос царя-батюшки один из них, отдуваясь после очередной рюмки, пробормотал что-то про святость и противный их нраву царящий кругом алкоголизм и упадок нравственности. Увидев, как удивлённо на него смотрит и хлопает глазами царь-батюшка, он уверенно махнул  ещё одну рюмку и укорил его за то, что для того нет ничего святого.

     Чуть не вспыхнувший из-за этого недоразумения международный скандал удалось загасить лишь изрядным количеством элитного самогона и несколькими бочонками его же, которые  выдали послам на дорогу домой. Царь, судя по заявлению посла, логично рассудил, что на стол было подано блюдо из считающегося святым у них животного и  решил сделать ататушки кому следует. Он впал в ярость и потребовал немедленно разобраться, найти кого следует и наказать кого попало. Однако выяснилось, что меню для банкета утверждал он самолично. Тогда плюнув в сердцах, государь объявил мораторий на забой свинины. О чём сегодня искренне пожалел.

     Вспомнив всю эту неприятную историю и расстроившись, царь, чтобы хоть как-то себя успокоить, достал коробочку с любимыми мармеладками и засунул одну из них себе в рот. Затем вопросительно посмотрел на Федота, протянув коробочку и ему. Стрелец уверенно отрицательно мотнул головой и аппетитно хрустнул не успевшей ещё остыть колбаской. Царь с облегчением вздохнул. Для Федота ему было ничего не жалко, но любимыми мармеладками он не хотел делиться даже с ним.

— Ну как хочешь. – сказал он и ловко убрал коробочку с мармеладками в карман. —  Тогда слушай, какое дело. Дошли до меня слухи, что народ в нашем царстве-государстве сильно поумнел. Кое-кто начал поговаривать, что в развитом  социальном обществе государство, как инструмент насилия над личностью, является лишней надстройкой на его здоровом теле. Понимаешь, чем попахивает? – Федот, внимательно слушающий батюшку царя, с шумом втянул носом воздух. – То-то же! Помнишь тех послов, что неделю назад у нас на банкете шум устроили? – и царь с сожалением глянул на остаток колбасок, пускающих с шипением жирок в остывающую жаровню. – Ты историю их царства-государства хорошо помнишь?

     Ещё пару десятков лет назад оно у них процветающее было. А чем всё закончилось? Снесли надстройку на здоровом теле. Местные безмозглые и алчные князьки что сами растащить не смогли, то своим стратегическим партнёрам за бесценок продали. А общество это, социально развитое, пообещав до неузнаваемости улучшить уровень его жизни, на балык пустили, чтоб не вякало. Потом правда из них самих колбасу сделали, когда новые хозяева пришли, и свои порядки наводить начали. Но это уже нас не касается. Наше дело извлечь из всего этого правильные уроки. А они состоят в том, что кто-то же эту дурь народу в голову вбивает?

     Значит, делаем правильные выводы, которые напрашиваются сами собой. Народ – он что? Пойдет туда, куда его обманешь. Если вдруг народ начинает считать, что сильно умным стал, значит, в наше царство Глупость в гости заглянула. А как же иначе? Не от большого же ума народ умным становится. – и царь тяжело вздохнул. –  Человеку-то вообще очень легко навешать на уши лапшу. Потому что он не видит причинно-следственных связей. Если с ним что-то случается хорошее — он думает, что ему повезло, если плохое — не повезло. В лучшем случае он приписывает всё себе — «я сам кузнец своего счастья» или «я сам во всём виноват». Что глупо. Особенно последнее. – царь подумал, достал из кармана коробочку и бросил себе в рот ещё одну успокоительную мармеладку. Стрельцу уже предлагать не стал.

— Ты вот что, Федя. Найди-ка мне её и в гости пригласи. Вежливо и без насилия. Дам я тебе в помощники писаря своего. Ты же знаешь, что за дураками всё записывать надобно, а то опосля они всю чушь, которую несли, уверенно отвергать начнут. Так что будет он у тебя там всё конспектировать. – царь доел мармеладку. Решил, что очень сладко и  закусил её квашеной капустой. Прожевав, он продолжил.

—  Думаю, что долго и далеко искать тебе её не придётся. Если уж она в гости к нам пожаловала, то думаю, что найдёшь ты её где-нибудь неподалёку от моего царского терема. Поскольку Глупость, как ты понимаешь, власть любит. Но, на всякий случай, провианту тебе я дня на три выпишу. И вот что я тебе ещё скажу. Оружие при её задержании категорически не применять! – увидев вопросительный взгляд стрельца, он пояснил. – Воевать с ней бессмысленно, ибо она бессмертна и жизнь её бесконечна. Так что оружие возьмёшь с собой исключительно для того, чтобы встречу торжественно ей обставить. Алебарды и пищали начистить до зеркального блеска! Она же на то и Глупость, что любит всё блестящее. Пока она рот от удивления откроет, ты её ко мне в терем и сопроводишь. А уж я тут с ней побеседую. И если она попробует с тобой заговорить, то в диалог не вступай! Не хочу никого обидеть, но она не чета тебе. Она дама высокообразованная.

     Кстати, именно ей принадлежит идея «меньше есть и больше работать». Идея благородная, но как ты сам понимаешь – глупая. Вообще, она большой специалист в том, чтобы делать понятное, но неубедительное — непонятным, но убедительным. В общем – помалкивай, тебе же лучше будет. Хотя это ты умеешь.  В поход завтра спозаранку отправишься, а теперь дай-ка мне инструмент.

     Считая вопрос закрытым, царь с Федотом чокнулся ковшиками. После чего с аппетитом закусил оставшейся колбаской и принялся исполнять на балалайке токкату и фугу ре-минор одного очень уважаемого им зарубежного композитора.

Глава 2.

     Посреди окружённой зарослями лопухов рыночной площади, которая раскинулась на окраине города, под высоким дубом возвышался стог сена. На нем с удобством разместилось некое субтильное существо в грязно-белом балахоне неопределённого вида и пола. Размахивая веткой герани, оно вдохновенно и громогласно сотрясало воздух цитатами собственного сочинения.

     С одной стороны от стога, ближе к дубу, жирно поблёскивала на солнце большая грязная лужа. В её грязи самозабвенно ковырялись в поиске желудей два здоровенных борова. Они по очереди то огорчённо пускали в ней пузыри, если не обнаруживали там очередного жёлудя, то поднимали рыла и, глядя маленькими заплывшими глазками на вершину стога, внимали речам неизвестного оратора. В такие моменты он, польщенный их неподдельным интересом, жестом фокусника извлекал из карманов своего громоздкого одеяния замусоленные печеньки какого-то грязно-жёлтого цвета и кидал их вниз своим благодарным слушателям. Те эти печеньки ловко ловили и с жадностью жрали, запрокинув рыла вверх и повизгивая от удовольствия. После чего опять погружали свои грязные носы с лужу в надежде найти там  очередной лакомый желудь.

     Из зарослей лопухов за происходящим на площади следило несколько пар внимательных глаз. Стрельцы терпеливо ждали команды Федота. Тот, в свою очередь, ждал отмашки писаря, который усердно скрипел пером, стенографируя речи оратора. По всему было видно, что  у оратора типичный приступ логореи, более известной как словоизвержение. Очень интересный симптом, характерный для сенсорной афазии, шизофрении и маниакальных состояний. Поэтому ожидать скорого конца его выступления явно не стоило. У Федота была вся надежда на то, что у писаря, в конце концов, закончатся чернила или запас бумаги, и он, наконец, даст добро на начало тщательно спланированной операции.

Оратор же тараторил без умолку.

— Причина в том, что ум всегда одинаков и равен самому себе – он поднял голову и внимательно посмотрел в небо, где не было ни единого облачка, кроме кружащей над площадью интересующейся происходящем на ней вороны — Глупость же есть недостаток ума, а недостатков у любого предмета или явления может быть множество – ворона ,как бы соглашаясь с этой мыслью, взмахнула крыльями. Оратор посмотрел на неё  и кивнул. После чего со слезой во взгляде глянул на двух боровов и, указав на них обеими руками, выдал:

 — Все умные существа похожи друг на друга – затем махнув веткой герани в сторону зарослей лопухов, где прятались стрельцы, добавил – А каждый дурак глуп по-своему.

     Это его изречение было последней каплей. Федоту окончательно надоело слушать этот словесный поток и он уверенно поднялся из зарослей лопухов. Его примеру последовали и все остальные стрельцы. И только писарь так и застыл на корточках с пером в приподнятой руке, на котором повисла чернильная капля, готовясь фиксировать документально хронику происходящих событий.

     По правую руку от Федота встал стрелец с алебардой, крепко зажатой в сильных руках опытного воина. И тут же приставил её к ноге пикой к верху, демонстрируя их миролюбивые намерения.  Рядом с ним поднялся стрелец с пищалью, который, согласно уставу, ловко установил её на палку-подставку.  Следом приготовились и все остальные, заняв свои боевые позиции. Зрелище их отряд представлял внушительное и серьёзное.

     Увидев перед собой всё это грозное воинство сверкающее всем своим вооружением на ярком солнце, оратор громко заявил:

— Что, пришли, чтобы узнать кто я? А почему бы мне не именоваться Альфой в алфавите богов, ведь я щедрее их всех вместе взятых! И другие мнения в этом вопросе авторитетными не считаю, вот!

     Тут подал голос писарь. Приподнявшись и с опаской выглядывая из-за спины Федота, он поинтересовался:

— Ты это! Не балуй, это самое – тут  он посмотрел на огромных боровов, которые поднялись из лужи и развернулись в сторону стрельцов. Они как-то очень недружелюбно смотрели на воинство своими маленькими заплывшими глазками. Глядя на них писарь громко икнул, затем ойкнул и продолжил – А ну ка, это самое, правду говори – как тебя звать! Да и вообще, кто ты таков и чего тут делаешь?

     Задав свой вопрос он, на всякий случай, быстро спрятался в зарослях лопухов даже  не собираясь выслушивать ответ. Оратора это не смутило. Он подбоченился и ответил:

— Меня везде кличут по-разному. Отец же мой, от приговора которого зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды и многое другое, дал имя мне простое и оно одно – Глупость.

     Выслушав эту тираду, Федот кивнул и глянул на боровов. Оценив их габариты и настрой, он принял правильное решение – животные в их разговоре лишние и их лучше отогнать. Пусть даже придётся применить силу.  Как всегда перед атакой он, облизнув палец правой руки и ткнул им вверх. Эта простая, но эффективная процедура всегда позволяла ему безошибочно определить направление ветра, что для стрельцов было крайне важно. И хотя на эту боевую операцию картечь им царь-батюшка брать запретил, во избежание кровопролития, но запас соли вместе с провиантом выдал солидный. Одним словом — воевать было чем.

     И всё бы хорошо, если бы не любопытная ворона. Бедная птица знала крутой нрав стрельцов не понаслышке. Частенько, завидев её, они сначала тыкали в её сторону пальцами, а затем начинали упражняться по ней в меткости. Поэтому увидев жест Федота, она  каркнула, обделавшись от испуга, и не целясь, попала прямо на его палец, после чего ретировалась под защиту густой листвы дуба. Федот в сердцах сплюнул, сорвал ближайший лопух, тщательно вытер пострадавший палец и, не глядя, швырнул использованный лист лопуха через правое плечо, угодив точно в глаз стоявшему рядом стрельцу с алебардой. Тот ойкнул и, забросив длинное древко себе на плечо, начал усердно протирать глаз. Федот на него строго зыркнул, тот испуганно крутнулся и треснул концом алебарды прямо по шее стоявшему на изготовке стрельца с пищалью, который от неожиданности нажал на курок.

     Грохнул выстрел пищали и заряд соли угодил прямёхонько в зад одному из огромных боровов. У удивлённого животного, скорее от неожиданности, чем от боли, от такого неуважения маленькие глазки буквально выскочили из орбит, резко выросли в размере и быстро стали наливаться кровью. Он перестал жевать печеньку, взревел и, недолго думая, кинулся на обидчиков. Его друг, услышав грохот выстрела, с визгом кинулся наутёк и, подняв копытами клубы пыли, живо скрылся в буйных сорняках ближайших огородов.

     Стрельцы же, верно оценив сложившуюся обстановку, во главе с писарем бросились к ближайшему амбару. Один только Федот, закатил рукава, одним рывком выломал из забора дубину и мужественно остался стоять на своей позиции. Не добежав до храброго стрельца всего пару шагов, разъярённый свин вдруг несколько раз подскочил, чего-то там хрюкнул и, подавившись злополучной грязно-жёлтой печенькой, рухнул к его ногам. В итоге — в  этом неравном бою, как всегда, вверх одержала смелость и выдержка.

Глава 3.

     Предупреждённый шустрым писарем царь-батюшка встречал гостью на крыльце терема. Он наблюдал за приближающейся процессией, которую возглавляла Глупость. Она вышагивала впереди рядом с Федотом, без умолку тараторя ему что-то на ухо и при этом умудряясь довольно живо лузгать семечки. Федот отрешённо кивал, периодически посматривая на ветку герани в своей руке, которую ему вручила Глупость. Как она сказала  — целее будет. За ними шли стрельцы. Они несли на древке алебарды висящую на связанных копытах тушу павшего в неравной схватке борова. Следом, сверкая алебардами и пищалями, маршировало всё остальное воинство.

     Царь, увидев, что процессия приблизилась, взмахнул платком. С крыльца терема, навстречу прибывшим, спустилась пара встречающих их с хлебом-солью в лице здоровенного паспортиста Емельяна и румяной дворовой девки. Девка в руках несла каравай, который по всем правилам имел прилепленную наверху солонку, а Емельян – на серебренном подносе заполненную им собственноручно грамоту почётного гостя. Глупость, увидев этих двух, высыпала Федоту в свободную от герани ладонь остатки семечек, обтряхнула руки об свой балахон и, виляя худым задом, направилась к этой паре.

— О! Приветики-кукусики. Зашла на огонёк, а тут полным-полно гостеприимства! – посмотрев на подношения, она нахмурилась и озадаченно хмыкнула. Потом, видимо что-то сообразив, радостно улыбнулась и с энтузиазмом потрепала за щёку девку и паспортиста. Затем уверенно схватила солонку с макушки пышного каравая и высыпала её содержимое на поднос, который держал в руках Емельян.

     Схватила почётную грамоту, внимательно посмотрела её на свет. Подмигнув писарю, сообщила « За неимением гербовой скрутим и из простой». Ловко свернула из неё трубочку и, отчертив длинным ногтём на мизинце из соли две дорожки, лихо через неё втянула соль в левую и правую ноздрю. После чего передёрнула плечами, удовлетворённо сказала «Эх!», отломала кусок каравая и засунула его себе в рот. Притянула себе за уши Емельяна и, не переставая жевать кусок, расцеловав того в обе здоровенные розовые щёки. Затем уверенной рукой отодвинула его в сторону. Проглотив и вытерев тыльной стороной ладони рот, проделала то же самое с девкой. После чего пристально на неё взглянула и закончила своё общение с ней долгим и страстным поцелуем в губы. Обалдевшая от такой чести девка зарделась ярче спелого бурака.

     Батюшка-царь глядя на такую трогательную встречу, перекрестился и, чтобы как-то переварить всё увиденное, бросил себе в рот мармеладку. А Глупость между тем, вытянув вперёд обе руки  и со словами «Очень рада такому нежданному, но приятному знакомству!» бросилась к царю. Прямо перед ним она споткнулась на ровном месте. Царь отодвинулся в сторонку и Глупость со всего маху влетела в распахнутую дверь царского терема, очень удачно приземлившись на вытянутые руки. Царь пожал плечами, проглотил мармеладку и со словами «Да уж, темна вода во облацех. Милости просим.»- зашёл за ней в терем следом.

     Беседа их за праздничным столом затянулась надолго, аж до позднего вечера. Закусывали всякими  разными разносолами. А когда подали свиные отбивные с брусничным соусом, царь отметил, что надобно будет Федота отдельно наградить за то, что добыл свежей свинины. Заодно, в честь праздника, отменить мораторий на её забой. Периодически он поглядывал на писаря, который с трудом поспевал записывать за Глупостью все её изречения, жалобы на несправедливую судьбу-злодейку и рассказы о своей крайне запутанной, но очень насыщенной и интересной жизни. Царь слушал, помалкивал, всё запоминал и делал выводы. А Глупость заливалась соловьём.

     В основном она жаловалась на то, что работает она не покладая рук, а её – работы – меньше не становиться. Казалось бы, согласно законам диалектически и исторического развития, глупости должно бы становиться меньше. Однако ничего подобного не наблюдалось. Люди ею услугами, особенно в последнее время, пользуются с грандиозным размахом. Причём обвиняют друг дружку в том, что она живёт не у них, а у соседа. Промеж тем — она повсюду еле поспевает. Хотя не зря. Карьерный рост наблюдается. Её уже давно на руководящие посты приглашают. Да что там! Отдельными царствами-государствами и целыми их народами руководить зовут.

     Даже похвасталась последним случаем, когда надоумила одного царя, который ни как не мог придумать, как бы ещё обобрать своих подданных, кроме повышения цен на все подряд без разбору, а также всяких и разных налогов,  кинуть валенок на голову первому попавшемуся прохожему. После чего во всеуслышание объявить поданным, что теперь исключительно только в таком виде и повсеместно начнут выпадать осадки. Причём спрятаться от них нельзя будет даже под  толстой крышей. А удар валенка объявить равным попаданию пудовой гири по лбу со всеми вытекающими не совсем приятными последствиями. Ко всему прочему, не всегда совместимыми с их, подданных, и без того не очень радужной жизнью. Поскольку тот царь был большой поклонник Глупости, потому в словах её не сомневался, совет послушал и сделал всё точно так, как она и предложила.

     Правда, случайного прохожего подбирал долго. Наконец, его выбор пал на одного нонконформиста, который ему фиги в карманах иногда крутил. Этого, конечно, никто не видел. Но, считавший себя очень умным, сей маргинал любил по большому секрету рассказывать об этих своих упражнениях на пальцах своим верным и преданным сторонникам. Те же, естественно, царю о таких его противоправных действиях быстренько и доложили. В общем, приватно переговорил с ним царь и подготовил с его участием спецоперацию. Так и сказал — мы никак не можем оформить одну чушь так, чтобы она выглядела прилично. Если ты и дальше хочешь руками у себя в штанах шерудить, то от тебя требуется, чтобы ты оказался в нужное время в нужном месте.  Тот, конечно же, недолго думая согласился.

     Дождались того самого нужного времени, которое выпало в аккурат на момент разгара международной ярмарки, и выпустили его в толпу ярморочных зевак. Прицелились и валенок ему в голову кинули. Причем, что характерно – попали! Правда, не в него. А в одного доходягу не из местных, который как раз в это время обнаружил, что у него тщательно спрятанный на теле кошель со всеми деньгами и какими-то важными документами местные джентльмены удачи умыкнули. Бедолага, ясное дело, испугался такой трагической неожиданности, случившейся с ним на чужбине. А когда ему ещё вдогонку и валенок прилетел, то помер со страху от суровой жизненной действительности, свалившейся вместе с ним ему на голову. Короче вышло так удачно, как и не ожидали.  

      Так вот, после этого счастливого случая, исключительно для воспитания смелости перед падающими непонятно откуда валенками, царь всем  подданных ежедневные добровольно-принудительные перечные клизмы прописал. Причём, замете, за их же собственный немалый счёт. И что думаете, хоть кто-нибудь из них возмутился или протестовать начал? Конечно же, нет. А всё потому, что она – Глупость — денно и нощно с общественностью общалась, убеждая её, что от этих клизм кроме вреда — ещё и польза великая всем будет. Потом. Когда-нибудь, если все не помрут. Может быть. Хотя это и неточно. Но зато наверняка! Через прессу общалась и другие подручные средства массовой информации. Причем много и тщательно. Тяжело было вначале, но в итоге успех был грандиозный, всеобъемлющий и абсолютный. А всё потому, что работу свою она любит и именно поэтому с блеском с ней справляется. Потому и дальше собирается продолжать в том же духе на любом рабочем месте, которое ей посчастливится занять в ближайшее время.

      С этим батюшка-царь согласился и предложил ей помочь на том рабочем месте даже поставками отборного элитного самогона. Только с условием, что это место будет не в его царстве-государстве, а в каком угодно другом. Да хоть в любом сопредельном. Туда и поставки самогона организовать удобнее. На том и порешили. А на следующий день выпроводили Глупость с почётом из терема, да и из государства царева.      С тех пор её там почти и не видели. Так только, изредка. С дружественными визитами. Но надолго она не задерживалась. Работы, говорит, очень много. А работу свою, как мы знаем с её слов, она очень любит. Тем более, что очень она ей хорошо удаётся.

P.S.

Блаженна жизнь, пока живешь без дум.

Это третий рассказ из жизни батюшки-царя и его любимого стрельца. Предыдущий рассказ можно посмотреть здесь.

P. P. S.

Если вам понравилась эта история и у вас появилось желание отблагодарить автора, то это можно сделать переведя сумму, которую вы посчитаете достаточной, на карточку ПриватБанка 4731 1856 1955 6134.